Лучшие русские книги до 1925 года. Список Святополк-Мирского

Ilya Klishin
28 min readJan 1, 2023

--

Так выглядит последнее издание книги

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский — великий критик и литературовед. Я правда так считаю. Он жил с 1922 года в Англии и читал там курс русской литературы в Лондонском университете и в Королевском колледже (позже он вернулся в СССР и был репрессирован в 1937 году).

По материалам своих лекций в 1926–1927 гг. он выпустил две книги — «История русской литературы» и «Современная русская литература». Это феноменальные как по фактуре, так и по глубине анализа (даже если не везде с ним соглашаться) работы. И, к сожалению, в России даже после 1991 года они выходили абсолютно смешными тиражами и практически неизвестны широкой публике. Набоков, не хваливший почти ничего, назвал книги Мирского «лучшей историей русской литературы на любой языке, включая русский».

Я настоятельно советую прочитать их всем, кто хоть немного интересуется российской словесностью. Это особый учебник, где автор позволяет себе хвалить то, ему нравится и называть ерундой и безвкусицей ерунду и безвкусицу. Я же из всего фолианта Мирского выписал все вещи — романы, повести, рассказы, сборники, стихи, поэмы и проч. — которые заслужили его высокие оценки. Вот он:

Михаил Ломоносов:

— «Ода, выбранная из Иова»: самый лучший образчик его красноречия, его мощной строки и его странно счастливого поэтического языка

Гавриил Державин:

— «Евгению, жизнь званская»: одна из самых прелестных поэм его старости.

— «Водопад»: вершина его ритмической мощи.

— «На смерть князя Мещерского», «Вельможа»: величайшие из его моралистических од.

— «Павлин»: поразительная вещь, так своенравно испорченная под конец плоской моральной сентенцией.

— «На возвращение графа Зубова из Персии»: эти стансы служат ярким примером державинской независимости и духа противоречия.

Яков Княжнин:

— «Вадим Новгородский»: наиболее интересная из его трагедий дышит почти революционным свободомыслием.

Денис Фонвизин:

— «Бригадир», «Недоросль»: первая пьеса полна неподдельной веселости, и хотя менее серьезна, чем «Недоросль», построена лучше.

Николай Новиков:

— «Новгородских девушек святочный вечер»: из его рассказов этот наиболее интересен, он улучшенная версия старой плутовской истории Фрола Скобеева.

Александр Радищев:

— «Восемнадцатое столетие»: элегия в двустишиях сильна и поэтически, и выраженными в ней мыслями.

Николай Карамзин:

— «Рыцарь нашего времени», «Чувствительный и холодный»: последние его повести, написанные после 1800 г., лучше прочих, потому что проявляют настоящую оригинальности психологического наблюдения и сентименталистского анализа.

Платон Ширинский-Шихматов:

— «Петр Великий»: поэма длинна и лишена повествовательного как и метафизического интереса, но стиль ее замечателен; такого насыщенного и орнаментированного стиля в русской поэзии не встретишь до самого Вячеслава Иванова.

Владислав Озеров:

— «Поликсена»: последняя его пьеса не имела успеха, но по существу это лучшее его произведение и, без сомнения, лучшая русская трагедия по французскому классическому образцу.

Иван Крылов:

— «Похвальная речь в память моему дедушке»: потрясающая карикатура на грубого, эгоистического, дикого помещика-охотника, который подобно фонвизинскому Скотинину, больше любит своих собак и лошадей, чем крепостных.

— «Два голубя»: прелестное стихотворение, полное восхитительного, хотя и несколько старомодного, чувства.

Василий Жуковский:

— «19 марта 1823»: изумительное стихотворение на смерть Марии Протасовой-Воейковой.

Константин Батюшков:

— «Умирающий Тасс»: знаменитая когда-то элегия.

— «Тень друга»: восхитительная элегия

— «Мои пенаты»: это послание определило его репутацию и считалось шедевром легкого жанра.

Антон Дельвиг:

— «Купальницы»: без сомнения, высочайшее достижение русской поэзии в чисто чувственном восприятии классической древности.

Петр Вяземский:

— «На похороны в Венеции»: чистейшие жемчужины русской поэзии

Александр Пушкин:

— «Бахчисарайский фонтан»: здесь словесная гармония достигает совершенства.

— «Наполеон»: влияние Шенье, в более преобразованной и освоенной форме, видно в лучшем лирическом стихотворении этого периода и одном из величайших пушкинских стихотворений вообще.

— «Цыгане»: одно из величайших произведений Пушкина, где его гений впервые выразился в полной мере и впервые обозначилась постепенная эволюция от свободного, сладкозвучного и ласкающего стиля его юности к суровой красоте последних вещей.

— «Полтава»: следующий после «Цыган» шаг к объективно-безличной манере, тут Пушкин сознательно избегает плавной прелести своих южных поэм; для нас ее суровый и жесткий стиль звучит героически великолепно, но первые ее читатели были неприятно поражены этим новшеством и не захотели ею восхищаться.

— «Ночи»: один из интереснейших замыслов Пушкин, великолепная поэма о смерти и сладострастии.

— Некоторые из самых прекрасных стихотворений: строки о ревности, начинающиеся словами «Ненастный день потух»; стихи на лицейскую годовщину 1825 г. — величайший гимн дружбе в мировой поэзии; стансы г-же Керн («Я помню чудное мгновенье»); элегия (16 строк) на смерть Амалии Ризнич; «Предчувствие» и стихи, обращенные к умершей любовнице, вероятно, к Амалии Ризнич, написанные за несколько месяцев перед свадьбой (1830), особенно самое совершенно «Для берегов отчизны дальной».

— Особую группу представляют стихи о природе, из них среди лучших «Буря», где проводится знаменитое сравнение между красотой бури и красотой «бури на скале», к выгоде девы; «Зимнее утро» и «Обвал».

— «Пророк» и «Анчар»: еще выше по своему поэтическому значению эти два стихотворения, содержащие самые великие высказывания Пушкина в высоком стиле.

— «Жених» и «Утопленник: лучшие баллады Пушкина.

— «Полководец»: самое величественное из элегических размышлений, идущих от « сердечных помыслов», сосредоточенных на великих общих местах универсального опыта.

— «Пир Петра Великого: одно из совершеннейших, не изукрашенных, прозаических и простейших стихотворений — то, где прославляется человечность героя.

— «Безумие» («Не дай мне Бог сойти с ума»): самые душераздирающие «безумные» стихи, когда-либо написанные.

— «Царь Салтан»: чем дольше живешь на свете, тем больше склоняешься к тому, чтобы считать его шедевром русской поэзии, это чистейшее искусство, свободное от не относящихся к делу эмоций и символов — «чистая красота», «вечная радость» .

— «Медный всадник»: вряд ли большинство проголосует за то, чтобы считать «Царя Салтана» пушкинским шедевром, большинство сойдется на этой, последней поэме Пушкина.

— «Маленькие трагедии» и «Русалка»: более поздние пушкинские пьесы стоят гораздо выше и по степени совершенства, и по оригинальности.

— «Пиковая дама»: по чистоте рассказа самая непревзойденная его вещь.

— «История села Горюхина»: одно из самых замечательных произведений Пушкина в прозе, и одно из самых сложных.

— «Дубровский»: если бы он был закончен, это был бы лучший русский роман действия.

Иван Козлов:

— «На погребение сэра Джона Мура» (перевод Чарлза Вульфа): не только исключительно точно переведено, но и принадлежит к числу прекрасных русских стихотворений.

Кондратий Рылеев:

— «Войнаровский»: эта повествовательная поэма стоит гораздо выше «Дум»; нельзя сказать, что это совершенное произведение искусства, но это благородная и мужественная поэма, вдохновленная любовью к свободе; ее высоко ценил Пушкин, который даже воспроизвел в «Полтаве» несколько пассажей оттуда.

— «Исповедь Наливайки»: лучшее, что написал Рылеев; воодушевленная революционным пылом и написанная в год мятежа.

— «Гражданин»: один из лучших образцов революционного красноречия на русском языке, написанный за несколько дней до 14 декабря.

Евгений Баратынский:

— «Пиры»: из всех ранних стихотворений самое длинное и, вероятно, самое лучшее, где эпикурейское восхваление радостей застолья мягко перемешивается с задумчивой меланхолией.

— «Осень»: величественная ода к унынию, где, как и в других стихах (например, в знаменитом стих. «Смерть») Баратынский блистательно , в высокой классической манере риторичен, хотя и с отчетливой личной интонацией.

— «На смерть Гёте»: здесь он демонстрирует почти спинозовскую силу рассуждения; стихотворение построено как силлогизм, но с таким богатством поэзии, что даже девятнадцатый век не мог пройти мимо него и включил его во все антологии.

— «Последний поэт»: будущее индустриализированного и механизированного человечества станет блестящим и славным в близком будущем, но общее довольство и покой будут куплены ценою утраты всех высших ценностей поэзии.

— «Последняя смерть»: после эпохи интеллектуальной утонченности человечество неизбежно утратит свои жизненные соки и умрет от полового бессилия.

Николай Языков:

— «Землетрясенье»: знаменитое стихотворение, где языковская избыточность, строго направляемая и очищенная, достигает совершенно особого великолепия.

— «К Рейну»: может быть, лучшие его строки из всех, где он приветствует немецкую реку от имени Волги и всех ее притоков; перечисление этих притоков, непрерывный каталог в пятьдесят строчек — один из величайших триумфов русского словесного искусства и непревзойденный рекорд длинного дыхания, чтение этих стихов — самое трудное и, в случае удачи, самое славное достижение декламатора.

Вильгельм Кюхельбекер:

— «Блажен, кто пал…»: поистине прекрасные стихи, благородная элегия на смерть Пушкина.

— «Жалоба поэта»: заключающая Золотой век русской поэзии.

Александр Грибоедов:

— «Горе от ума»: великая комедия.

Иван Лажечников:

— «Последний новик», «Ледяной дом», «Басурман»: три этих его романа можно читать и сегодня с большим удовольствием.

Антоний Погорельский:

— «Черная курица»: этот, лучший из его рассказов просто восхитителен; Толстой отмечает этот рассказ как произведший на него в детстве сильнейшее впечатление.

Александр Бестужев:

— «Аммалат Бек»: лучший его роман происходит на фоне войны на Кавказе, в нем есть поразительный песни горцев о смерти, которым нет равных на русском языке.

Алексей Кольцов:

— «Сила молодая…»: одна из лучших и, без сомнения, самая популярная восхитительная песня.

— «Косарь»: нет более прекрасного изображения привольной степи, чем тут, где косарь собирается туда, на низовья Дона, к богатым казакам, в степь — продавать свою силу.

— «Ах, зачем меня силой выдали…»: прекрасная песня из самых чистых жемчужин русской эмоциональной лирической поэзии.

Федор Тютчев:

— «Не то, что мните вы, природа…»: замечательное стихотворение, одна из самых красноречивых и кратких проповедей в стихах, когда-либо написанных.

— «Сон на море»: изумительное стихотворение, по дикой красоте ни с чем на русском языке не сравнимое.

— Silentium: вероятно, самое знаменитое его стихотворение.

— На приезд эрцгерцога Австрийского на похороны Николая I: блистательная лирическая инвектива, мощные стихи, вдохновленные негодованием.

Михаил Лермонтов:

— «Ангел»: один из высочайших лермонтовский взлетов, может быть, самое изумительное романтическое стихотворение на русском языке; оно совершенно — хотя это не есть совершенство зрелости.

— «Мцыри»: поэма написана с большой силой, и ее можно считать самой выдержанной в духе поэтической риторики (в лучшем и высшем смысле слова) поэмой в России.

— «Новогоднее»: стихотворение, в котором оба романтических аспекта Лермонтова, и визионерский, и риторический, соединены в высшем и несравненном единстве.

— «Герой нашего времени»: проза Лермонтова — лучшая существующая русская проза, если мерить не богатством, а совершенством; она прозрачна, ибо абсолютно адекватна содержанию, никогда не перекрывая его и не давая ему себя перекрыть; от пушкинской она отличается своей абсолютной свободой и отсутствием принужденности, всегда наличествующей в прозе величайшего нашего поэта.

Владимир Одоевский:

— «Русские ночи»: главный его труд, серия философских бесед о непригодности философии для разрешения загадок вселенной, если она не ведома высшим знанием.

Николай Павлов:

— «Три повести»: эти повести по небрежности пропущенные цензурой были одной из самых больших литературных сенсаций того времени; они изобилуют яркой и звучной риторикой, но основной их интерес — нота социального протеста, никогда так сильно не звучавшая в русской художественной литературе.

Николай Гоголь:

— «Ревизор» и «Мертвые души»: самые его значительные и влиятельные сочинения; они были сатирой автора на себя, на внутреннее «я» и оказывались сатирой на Россию и человечество, только поскольку и Россия, и человечество в этом «я» отразились.

– «Страшная месть»: это в известном смысле шедевр, этот рассказ сильно отдает западным романтизмом, полным воспоминаний о казацких песнях.

— «Вий»: конструкция этого рассказа, отсутствие в нем сомнительной риторики, и, главное, абсолютное слияние таких противоречивых элементов, как ужас и юмор, делают его одной из полнейших и роскошнейших гоголевских вещей.

— «Невский проспект»: один из гоголевских шедевров; Пушкин называл его самым полным из его произведений.

— «Шинель»: этот, последний из петербургских рассказов имел наибольшее влияние на литературу.

Яков Бутков:

— «Петербургские вершины»: важнейшая веха человеколюбивой литературы, между гоголевской «Шинелью» и «Бедными людьми» Достоевского.

Алексей Хомяков:

— «Труженик»: его религиозные стихи, в особенности эти, есть лучшее (возможно, за исключением некоторых стихотворений Федора Глинки) из всего, что написано на русском языке, по глубокой искренности чувства (не мистического) и благородной простоте выражения.

Федор Достоевский:

— «Бедные люди»: это «акме», высшая точка «гуманной литературы сороковых годов и в них ощущается как бы предчувствие той разрушительной жалости, которая стала такой трагической и зловещей в его романах.

— «Двойник»: в своем, может, и незаконном роде жестокой литературы (жестокой, может быть, потому, что она задумана как юмористическая) это совершенное литературное произведение.

— «Записки из подполья»: самое необыкновенное из его произведений, которое хронологически впервые являет нам зрелого Достоевского, содержит уже всю квинтэссенцию его «я».

— «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы»: четыре великих романа образуют как бы связный цикл; они все драматичны по конструкции, трагичны по замыслу и философичны по значимости.

Сергей Аксаков:

— «Семейная хроника»: когда в 1856 году она появилась, Аксаков был признан самыми влиятельными критиками самым выдающимся из ныне живущих писателей.

— «Детские годы Багрова-внука»: самая характерная, самая аксаковская из аксаковских книг, именно тут больше всего проявились его прустовские черты, именно тут очевидна равнинность его мира.

Иван Аксаков

— «Жизнь»: книга эта содержит страницы, принадлежащие к лучшим образцам русской литературной критики.

Иван Гончаров:

— «Обломов»: положение автора как русского классика почти целиком зиждится на этом, втором его романе.

Иван Тургенев:

— «Записки охотника»: принадлежат к самым высоким , долговечным и несомненным достижениям автора и русского реализма (рассказ «Певцы» можно считать высшим, самым характерным образцом тургеневской прозы).

— «Отцы и дети»: один из величайших романов девятнадцатого столетия, единственный роман автора, где общественные проблемы без остатка растворились в искусстве и откуда не торчат конца непереваренного журнализма.

— «Казнь Тропмана»: этот рассказ своей завороженной объективностью является одним из самых страшных описаний смертной казни, когда-либо сделанных.

— «Поездка в Полесье»: замечательная вещь, где впервые тургеневское представление о вечной равнодушной природе, противостоящей преходящести человека, нашло выражение в строгой и простой прозе, достигающей уровня поэзии простейшими средствами возникающих ассоциаций.

— «Затишье», «Первая любовь»: читателя особенно трогает в женщинах не столько их моральная красота, сколько необычайная поэтическая красота, сотканная вокруг них тонким и совершенным искусством их творца; в этом автор достигает своих высот не столько даже в самых знаменитых его романах, сколько в этих двух повестях.

— «Рудин»: первый из его романов, быть может, и лучший; это один из самых мастерски написанных характеров девятнадцатого века; Тургенев показывает его со стороны, извне поведение, речь, впечатление, которое он производит на окружающих, но не его внутреннюю жизнь.

Алексей Писемский:

— «Очерки из крестьянского быта»: чудесные очерки, которые ввели в литературу совершенно новое отношение к народной жизни, прямо противоположное сочувственному снисхождению Григоровича и Тургенева; «Очерки» содержат такие шедевры по созданию характеров, по энергии повествования и по колоритности русского языка, как «Питерщик» и «Плотничья артель».

— «Горькая судьбина»: эта драма — величайшее из народных творений Писемского.

— «Тысяча душ»: роман, куда Писемский вложил особенно много.

Павел Анненков:

— «Пушкин в царствование Александра I»: эта книга — одна из самых замечательных книг подобного рода; написанная им картина общества, создавшего и окружавшего Пушкина до двадцатипятилетнего возраста, — шедевр социальной истории; и хотя раздражает его снисходительный тон по отношению к эпоху, которую он считал отсталой, его умение увидеть и выделить важное и глубина изображения делают книгу необходимой для каждого изучающего русскую цивилизацию, не говоря уже о том, что она прекрасно читается.

Аполлон Григорьев:

— «Две гитары, зазвенев…»: эта чудесная лирическая фуга не уступает самым чистым и вдохновенным лирическим произведениям на русском языке; хоть и неровная, грубоватая и слишком длинная — это несомненно взлет лирического гения, в каком-то смысле предвещающий знаменитые блоковские «Двенадцать».

Александр Герцен:

— эссе и диалоги «С того берега»: его шедевр и главная заявка на бессмертие.

— «Письма из Франции и Италии», ряд пропагандистских памфлетов (самый замечательный из них «Русский народ и социализм») и автобиография «Былое и думы»: вечное место среди русских классиков Герцену создали эти произведения, написанные в первые десять лет за границей.

Петр Лавров:

— «Исторические письма»: главный его труд, имевший решительное влияние на величайшее поколение русских революционеров; книга эта, энергично утверждающая роль личности в истории, стала евангелием революционеров; особенно широко она использовалась для оправдания политического террора.

Аполлон Майков:

— «Рыбная ловля»: прелестная идиллия, лучшая из его крупных вещей.

Яков Полонский:

— «Колокольчик»: мало что в русской поэзии может сравняться с этим стихотворением по тончайшей насыщенности.

Алексей Толстой:

— «Портрет»: вершина русской юмористической поэзии, смесь острой, колкой сатиры и чистого наслаждения веселой нелепицой.

— «Бунт в Ватикане»: другая такая же восхитительная юмористическая поэма, где рискованный сюжет (бунт папских кастратов) разрабатывается с очаровательной шутливой двусмысленностью.

— «Фантазия»: жемчужина коллекции коллектива Козьмы Пруткова, самая абсурдная пьеса на русском языке.

Афанасий Фет:

— «Буря на небе вечернем»: одна из его совершеннейших и наиболее характерных мелодий.

— «Фантазия»: более длинные, более сложные и образные стихи-мечтания.

Иван Никитин:

— «Вырыта заступом яма глубокая»: невообразимо пронзительная похоронная песнь о своей жизни.

— «Ласточкино гнездо»: начальные стихи, описывающие водяную мельницу, — шедевр словесной живописи и выразительного ритма.

— «Кулак»: в этом своем главном произведении Никитин вводит в поэзию методы реалистической прозы.

Николай Некрасов:

— «Мороз Красный нос»: самая масштабная из его поэм, величественная и статуарная, с мифологической идеализацией русской крестьянки и широкими панорамами молчаливого, скованного морозом леса.

— «Влас»: одно из самых знаменитых его стихотворений, котором Некрасов доказал свое сочувствие не только страданиям народа, но и его религиозным идеалам.

— «Генерал Топтыгин»: прелестные стихи для детей.

— «Коробейники»: самая певучая некрасовская поэма.

— «Кому на Руси жить хорошо»: величайшее достижение Некрасова в стиле народной песни, а может быть и всего творчества.

Александр Островский

— «Провинциалка»: самая сценичная его пьеса, легкая изящная комедия.

— «Месяц в деревне»: самая интересная исторически его вещь, психологическая драма на проверенную временем тему о любовном соперничестве между зрелой женщиной и молоденькой девушкой, которая и по стилю , и по построению (отсутствие внешних событий и сложность психологической и атмосферной обрисовки) явно создает предчувствие Чехова.

— Технически наиболее интересные пьесы Островского — первые две: «Банкрот» (опубликованный под названием «Свои люди — сочтемся») и «Бедная невеста».

— «Гроза»: самое значительное произведение, несомненный его шедевр.

— «На всякого мудреца довольно простоты» и «Лес» явно принадлежат к его лучшим произведениям, а «Лес» делит с «Грозой» честь рассматриваться как его шедевр.

Лев Толстой

— «История вчерашнего дня»: в смысле деталей находится почти на прустовском, если не джойсовском уровне; абсолютная ее оригинальность осталась непревзойденной — если бы Толстой продолжал двигаться в этом направлении, он, вероятно, не встретил бы такого немедленного признания, но в конце концов, может быть, выдал бы в свет еще более изумительное собрание произведений.

— «Холстомер»: самая характерная и любопытная толстовская вещь; сатира на человеческую цивилизации с точки зрения лошади.

— «Казаки»: его первый большой успех в объективном изображении человека.

— «Война и мир»: не только самое большое, но и самое совершенное произведение раннего Толстого.

— «Анна Каренина»: в главном это продолжение «Войны и мира»; методы Толстого тут и там одни и те же.

— «Исповедь»: это один из шедевров мировой литературы, который стоит в одном ряду с такими вещами, как Книга Иова, Экклезиаст и Исповедь Блаж. Августина; это произведение искусства, и биограф Толстого проявил бы излишнее простодушие, рассматривая Исповедь как автобиографический материал в прямом смысле этого слова.

— «Два старика»: один из лучших поздних рассказов; форма и содержание представляют органическое целое, и нравственная тенденция не торчит, как что-то постороннее.

— «Дьявол»: один из величайших шедевров Толстого и по своей яростной искренности, и по мастерству конструкции.

— «Хаджи-Мурат»: шедевр высшего порядка, где рассказ ведется, как говорил Толстой, «в манере кинетоскопа».

— «Фальшивый купон»: великолепно построенная история цепочки зла, потянувшейся от одного начального дурного деяния и переходящей по контрасту в цепь добрых дел, приводящую к спасению всех ее участников.

— «Алеша Горшок»: это произведение редкого совершенства, апофеоз святого дурачка, который сам не понимает своей доброты; уместившийся на шести страницах рассказ этот — одно из совершеннейших толстовских созданий, очень немногих, заставляющих забыть о глубоко коренящемся люциферианстве и гордыне его автора.

— «Живой труп»: последнее проявление толстовского гения: пьеса явно написана очень старым человеком, с той широтой и мягкостью взгляда, которые, когда приходят, — лучшее украшение старости.

Михаил Салтыков-Щедрин

— «История одного города»: в ней суммируются все достижения первого периода его творчества.

— «Господа Головлевы»: Салтыков занимал бы в русской литературе место только как выдающийся публицист, если бы не этот шедевр — единственный его настоящий роман.

Федор Решетников

— «Подлиповцы»: повесть, изображающая жизнь пермяков-финнов в его родной Пермской губернии, произвела огромное впечатление своим беспощадным изображением крестьян (критики не обратили внимания на то, что они не русские) как безнадежных, приниженных, затоптанных и жалких животных; написанная без литературных претензий, в подробной и спокойной реалистической манере, повесть действовала простым отбором и обилием подробностей, создавших атмосферу непроницаемого ужаса. Это была одна из тех повестей, которые создали движение «кающихся дворян», вызвав у них чувство социальной вины за положение, до которого доведен народ.

Андрей Новодворский

— «Эпизод из жизни ни павы, ни вороны»: первая и самая известная его книга изображает колебания и малодушие интеллигента, выбравшего судьбу активного революционера, но неспособного справиться с этой ролью.

Иван Кущевский

— «Николай Негорев, или Благополучный россиянин»: у Кущевского — единственная в русской литературе тонкость штриха; по живости и легкости юмора эта книга не имеет себе равных.

Николай Лесков

— «Леди Макбет Мценского уезда»: очень сильное исследование преступной страсти женщины и веселого цинического бессердечия ее любовника.

— «Воительница»: замечательный рассказ раннего периода; колоритная история петербургской сводницы, которая относится к своей профессии с восхитительно-наивным цинизмом и глубоко, совершенно искренно обижена на «черную неблагодарность» одной из своих жертв, которую она первая толкнула на путь позора.

— «Левша», «Грабеж», большинство рассказов из сборника «Святочные рассказы» (1886) и «Рассказы кстати»: самые оригинальные его рассказы, в них нет ничего, кроме чистого наслаждения рассказом; «Левша» — самое изумительное из этих произведений.

— «Гора», «Лекалонский злодей», «Прекрасная Аза»: самые характерные произведения последних лет — это рассказы из времен раннего христианства, написанные причудливо и барочно; для русского читателя особенно ново было то, что сексуальные эпизоды описывались смело и открыто.

— «Заячий ремиз»: одно из самых замечательных его произведений и величайшее достижение Лескова-сатирика.

Всеволод Гаршин

— «Красный цветок»: самый замечательный из его рассказов; первый из длинного ряда русских рассказов, посвященных сумасшедшему дому.

— «Денщик и офицер»: он предвещает Чехова в этом великолепно построенном рассказе об «атмосфере» — атмосфере унылой тоски и бессмысленной скуки.

Александр Эртель

— «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги»: лучший и самый известный его роман; один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов; при переиздании (1908 г.) он удостоился чести выйти с предисловием Толстого, который особо похвалил эртелевское искусство диалога.

Н. Гарин-Михайловский

— Трилогия «Детство Темы», «Гимназисты» и «Студенты»: главное его произведение; эти вещи, написанные просто и искренно, не потеряли своего обаяния и теперь, а в свое время были необычайно популярны; персонажи, проходящие через все три книги, написаны с большой теплотой, и читатель начинает относиться к ним, словно это мальчики, которых он знал всю жизнь.

Петр Якубович

— «В мире отверженных»: замечательная книгу рассказов о жизни каторжников; хотя она, разумеется, не достигает уровня «Мертвого дома», книга эта имеет большое значение, так как выражает характерную для русского революционера-идеалиста позицию.

Петр Кропоткин

— «Воспоминания революционера»: наиболее интересная его книга, первоклассная автобиография, самое значительное произведение этого рода со времени герценовской книги «Былое и думы».

Владимир Короленко

— «Сон Макара»: в этом первом его рассказе есть истинная поэзия не только в том, как написан якутский ландшафт, но, главное, в глубочайшем и неистребимом авторском сочувствии к темному непросвещенному дикарю , наивно-эгоистичному и все-таки несущему в себе луч божественного света.

— «Ночью»: у Короленко юмор нередко перевит с поэзией, как в этом прелестном рассказе, где дети ночью, в спальне, обсуждают захватывающий вопрос — откуда берутся дети.

— «Йом Кипур»: со своим забавным древнееврейским дьяволом, представляет собой ту смесь юмора и фантазии, которая так прелестна в ранних рассказах Гоголя, но краски Короленко мягче и спокойнее, и, хотя в нем нет и грамма творческого богатства его великого земляка, он превосходит его теплотой и человечностью.

— «Без языка»: самый чисто юмористический из его рассказов повествует о трех украинцах-крестьянах, эмигрировавших в Америку, не зная ни слова ни на одном языке, кроме своего собственного; русская критика называла этот рассказ диккенсовским.

Владимир Соловьев

— «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», с приложением повести об Антихристе: его последнее и с литературной точки зрения самое важное сочинение; это настоящий шедевр в трудном жанре, где Соловьев дал волю своему буйному юмору и блестящ ему остроумию и написал книгу, по занимательности достойную Марка Твена, а по серьезности — Уильяма Джеймса.

— «Поэзия Тютчева»: вероятно, это высшее достижение метафизического метода в критике, поскольку здесь концепция крепко посажена на факты и развивается с убедительной логичностью

Антон Чехов

— «Хористка»: рассказ еще несколько примитивный (1884) и неуклюжий по лирическому построению, но в целом почти на уровне лучших его зрелых рассказов.

— сборник «Пестрые рассказы»: с него началась литературная известность Чехова; кроме шутовских упражнений сюда вошли рассказы совсем другого рода; в них под внешней веселостью скрывается печаль: русская критика называла это избитой фразой «смех сквозь слезы».

— В рассказах 1886-1888 гг. уже присутствуют многие элементы , но они еще не слились воедино: тон описательной журналистики (в наиболее чистом виде в «Перекати-поле»); чистый анекдот, иногда просто иронический («Пассажир 1-го класса»), иногда щемяще трагикомический («Ванька»): лирическая атмосфера («Степь», «Счастье»); психология болезненного состояния («Тиф»): притчи и нравоучения, обрамленные условным, нерусским окружением («Пари», «Без заглавия»).

— Однако в этих рассказах уже главенствует одна из любимых и наиболее характерных для Чехова тем — отсутствие понимания между людьми, невозможность для одного человека чувствовать так же, как другой. «Тайный советник», «Почта», «Именины», «Княгиня »— все основаны на этой идее, ставшей лейтмотивом позднего творчества Чехова.

— «Степь»: центральная вещь раннего периода, над которой Чехов много работал, возвращался к ней и после ее публикации; вней нет замечательной архитектуры ранних рассказов — это лирическая поэма, но поэма, сделанная из материала банальной, скучной и сумеречной жизни; длинное, монотонное, бессобытийное путешествие мальчика по бесконечной степи от родной деревни до далекого города растягивается на сто страниц, превращаясь в тоскливую, мелодичную и скучную колыбельную.

— «Святою ночью»: более светлая сторона лирического искусства Чехова представлена в этом рассказе.

— К тому же периоду относится и «Каштанка» — восхитительная история собаки, подобранной цирковым клоуном: он включает ее в труппу выступающих на арене животных, а она сбегает посреди представления, заметив старого хозяина.

— «Спать хочется»: еще одна жемчужина, настоящий шедевр сжатости, экономности и мощной силы; рассказ такой короткий, что его нельзя пересказать, и такой хороший, что его нельзя не прочесть.

— «Скучная история»: этим рассказом, можно считать, открывается зрелый период Чехова; его лейтмотив — одиночество всех и каждого — звучит здесь с особенной силой; понять, что именно в России стало называться «чеховским настроением», можно, прочитав «Скучную историю».

— «Скучная история» открывает череду чеховских зрелых шедевров. Помимо того, что гений его естественно развивался, у Чехова теперь было больше времени для работы над каждым рассказом. П оэтом у его рассказы, написанные в 90-х гг., почти все без исключения — совершенные произведения искусства. Нынешняя репутация Чехова основана главным образом на произведениях этого периода. Главные рассказы, написанные после 1889 г., — это (в хронологическом порядке): «Дуэль»; «Палата № 6»; «Рассказ неизвестного человека»; «Черный монах»; «Учитель словесности»; «Три года», «Ариадна»; «Анна на шее»; «Дом с мезонином»; «Моя жизнь»; «Мужики»; «Душечка»; «Ионыч», «Дама с собачкой»; «Новая дача»; «На святках», «В овраге». После 1900 г. (в период «Трех сестер» и «Вишневого сада») он написал только два рассказа: «Архиерей» и «Невеста».

— «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад»: четыре знаменитые пьесы чеховского театра; все они, особенно две последние, были фантастически высоко оценены английскими критиками, которые теряю т свою знаменитую английскую «сдержанность», когда имеют дело с Чеховым.

Максим Горький

— «Челкаш»: первый рассказ Горького, опубликованный в «большой» прессе, является и одним из лучших.

— «Двадцать шесть и одна»: из ранних рассказов Горького только этот заставляет забыть о всех его недостатках (кроме посредственности стиля), это рассказ, который можно считать завершением периода; последующие четырнадцать лет Горький скитался по скучным и бесплодным лабиринтам.

— Главные романы раннего периода: «Фома Гордеев», «Трое», «Мать», «Исповедь», «Городок Окуров» и «Жизнь Матвея Кожемякина»: из этой серии лучше всего «Фома Гордеев»; хотя, как и остальные романы, он испорчен отсутствием архитектуры и бесконечными разговорами, в нем много первоклассных достоинств.

— «На дне»: эта пьеса была величайшим драматическим успехом за 30–40 лет.

— «Заметки из дневника»: книга об оригиналах; здесь, как нигде, Горький выражает свою любовь — любовь художника — к своей стране, остающейся для него лучшей в мире, несмотря на весь его интернационализм, на все его научные мечтания, на всю грязь, которую он в России видел; «Россия — чудесная страна, где даже дураки оригинальны» — таков рефрен книги.

Константин Леонтьев

— «О романах графа Толстого. Анализ, стиль и веяние»: эта чудесная книга является единственной подлинно литературно-критической за всю вторую половину девятнадцатого столетия.

Сергей Андреевский

— «Литературные чтения»: важная веха в освобождении русского читателя от чисто общественных мерок в литературе.

Борис Эйхенбаум

— «Как сделана Шинель Гоголя», «Молодой Толстой», «Некрасов», «Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки»: шедевры исторического анализа, обращенного непосредственно к способам литературного выражения и направленного на создание подлинно-органической evolution des genres.

Александр Куприн

— «Поединок»: это очень «пассивная» и «болезненная», но при всех своих недостатках хорошая повесть, в которой превосходно обрисованы характеры, и галерея портретов офицеров-пехотников убедительна и разнообразна; героиня — Шурочка, жена поручика Николаева, — один из лучших женских портретов в современной русской прозе.

— «Штабс-капитан Рыбников»: тут он достиг того, что не удавалось никому из его русских современников, написал хороший рассказ с энергичным и броским сюжетом в романтичной и героической тональности; это история японского шпиона в Петербурге, замечательно подражающего внешности и образу мыслей среднего русского пехотного офицера, но во сне — в объятиях проститутки (деталь, несущая клеймо «горьковской» школы ) — выдающего себя криком «Банзай!».

— «Гранатовый браслет»: другой хороший рассказ (на этот раз свободный от горькизмов), романтическая и мелодраматичная история любви бедного чиновника к светской даме; по чистоте повествовательного построения это один из лучших рассказов своего времени.

Иван Бунин:

— «Деревня»: одна из самых суровых, темных и горьких книг в русской литературе; эта повесть сразу поставила его в первый ряд русских прозаиков.

— «Суходол», «Иоанн-рыдалец», «Чаша жизни» и «Господин из Сан-Франциско»: четыре книги, содержащие главные из его шедевров.

— «Суходол»: один из шедевров современной русской прозы, в нем, больше чем в каких-либо других произведениях. виден подлинный талант Бунина.

— «Господин из Сан-Франциско»: чтобы избежать несостоятельности при описании иностранной (и даже русской городской) жизни, Бунину приходится безжалостно подавлять свои лирические наклонности и он вынужден быть смелым и резким, идя на риск упрощенности; в этом рассказе резкость и дерзость ему удаются и потому большинство читателей Бунина (особенно иностранных) считает его непревзойденным шедевром.

— «Казимир Станиславович» и «Петлистые уши»: те же смелость рисунка и строгая прозаичность, что и в «Господине из Сан-Франциско», видны в созвездии других рассказов, эти среди лучших.

— «Сапсан»: мощное и запоминающееся стихотворение о дикой Башкирии.

— «Антоновские яблоки»: самое значительное из его лирических стихотворений в прозе , где запах особого сорта яблок ведет от ассоциации к ассоциации, которые воссоздают поэтическую картину отмирающей жизни класса среднего дворянства Центральной России.

— «Исход»: лучший из бунинских послереволюционных рассказов; по плотности и богатству ткани и по действенности атмосферы почти приближающийся к «Суходолу».

Леонид Андреев

— «Жили-были», «В тумане» и «Губернатор»: если бы большая часть произведений Андреева осталась ненаписанной и мы знали бы его только по этим трем его ранним рассказам, мы выше ценили бы его как писателя и меньше сомневались бы в том, что он классик.

— «Тьма» и «Рассказ о семи повешенных»: лишь эти два рассказа более поздного периода выделяются своими литературными достоинствами.

Михаил Арцыбашев

— «Санин»: революция потерпела поражение, хмель прошел, волна разочарования в общественных идеалах захватила интеллигенцию; погоня за наслаждением и свобода от морали вошли в обычай, половая распущенность — часто с оттенком патологии — приняла эпидемические размеры; знаменитый роман Арцыбашева, появившийся в 1907 г., с одной стороны, показал эту эпидемию, с другой способствовал ее усилению; успех романа был немедленным и громадным — старомодные критики кричали о его аморальности, а модернисты указывали на полное отсутствие в нем литературных достоинств, но это была сенсация, и роман необходимо было прочесть; в течение нескольких лет «Санин» был библией каждого гимназиста и гимназистки России. Это очень посредственная литература; это длинный, скучный роман, перегруженный «философскими» разговорами.

Сергей Сергеев-Ценский

— «Наклонная Елена»: роман неожиданно свободный от всех прежних излишеств; тут стиль Ценского вдруг успокаивается, писатель как будто специально стремится избегать всех отвлекающих украшений — героическое усилие со стороны человека с таким ярко индивидуальным стилем.

Иван Шмелев

— «Человек из ресторана»: сильный и хорошо написанный роман.

Юрий Беляев

— «Барышни Шнейдер»: его самая известная книжка, трогательно рассказывающая скандальную историю о двух девочках из хорошей семьи, сбившихся с дороги.

Константин Бальмонт

— «Горящие здания» и «Будем как солнце»: лучшие его стихи вошли в эти сборники.

Валерий Брюсов

— Urbi et orbi и Stephanos: лучшие его стихи находятся в этих сборниках.

— «В подземной тюрьме»: этот рассказ, один из лучших у Брюсова, написан в стиле новелл итальянского ренессанса.

— «Огненный ангел»: лучший, возможно, русский роман на иностранный сюжет, где рассказывается о немецком купце времен Лютера.

— «Испепеленный»: это статья о Гоголе, которая поднимается над обычным уровнем; в ней содержатся ценнейшие мысли об этом великом писателе.

Иван Коневский

— «Дебри», «Тихий дождь», «Взрывы воды», «Сон борьбы»: его лучшие стихи посвящены воссозданию Природы: леса, дождя, водопада, ветра; в его поэзии не было банальности и дешевой миловидности.

Федор Сологуб

— «Мелкий бес»: его можно считать лучшим русским романом после Достоевского.

— «Чудо отрока Лина»: революционный сюжет в условно-поэтической обстановке; один из лучших образцов современной русской прозы.

— «Политические сказочки»: восхитительные по едкости сарказма и по передаче народного языка, богатого (как всякая народная речь) словесными эффектам и и напоминающего гротескную манеру Лескова.

Иннокентий Анненский

— «Кипарисовый ларец»: эта, вторая книга его стихов реди русских поэтов стала считаться классикой; большинство стихов в ней—жемчужины безупречного совершенства.

Вячеслав Иванов

— «Зимние сонеты»: важнейший памятник эпохи; они стоят несколько особо от всего остального: они проще, человечнее, менее метафизичны.

— «Переписка из двух углов»: самая замечательная его проза; диалог в письмах, который они вели с Гершензоном. когда оба философа лежали в двух углах одной и той же больничной палаты, в самые страшные дни большевистской разрухи

— Cor Ardens — высший уровень орнаментального стиля в русской поэзии.

Максимилиан Волошин

— «Киммерийские сумерки»: среди его лучших стихотворений этот цикл сонетов о крымской зиме.

— «Демоны глухонемые»: эти стихотворения завоевали огромную популярность среди эмигрантов, многие из которых считают Волошина величайшим из живущих поэтов.

Александр Блок

— Третий том его стихов: несомненно является самым крупным из того, что было создано русским поэтом за последние восемьдесят лет. Невозможно подробно рассказать тут обо всех стихах Блока, написанных между 1908 и 1916 гг.; достаточно будет назвать несколько незабываемых шедевров, таких как «Унижение» (1911) — об унижении продажной любви; «Шаги командора» (1912), одно из лучших когда-либо написанных стихотворений о возмездии; страшный крик отчаяния — «Голос из хора» (1914); и «Соловьиный сад».

— «Художник»: одно из замечательнейших его стихотворений, в котором он сам описал свой творческий процесс.

— «На поле Куликовом»: эта лирическая фуга особо примечательна: она полна мрачных, зловещих предчувствий грядущих катастроф 1914 и 1917 гг.

— «Двенадцать»: его последняя, величайшая поэма.

— «Балаганчик» и «Незнакомка»: шедевры романтической иронии в традиции Тика и Гоцци и, будучи поставлены, оказались прекрасными спектаклями

Андрей Белый

— «Серебряный голубь»: этот роман — замечательное произведение, которому вскоре предстояло оказать такое огромное влияние на историю русской прозы, вначале прошло почти незамеченным.

— «Петербург»: насколько «Серебряный голубь» идет от Гоголя, настолько же Петербург идет от Достоевского, но не от всего Достоевского—только от «Двойника», самой «орнаментальной» и гоголевской из всех «достоевских» вещей.

— «Пепел»: самая реалистическая книга его стихов, одновременно и самая серьезная, хотя в ней содержатся некоторые самые смешные его вещи («Дочь священника» и «Семинарист»), но господствующая нота — мрачное и циничное отчаяние; в этой книге находится самое серьезное и сильное стихотворение Белого («Россия»).

— «Первое свиданье»: эта поздняя его поэма прелестна.

— «Котик Летаев»: самое оригинальное и ни на что не похожее произведение Белого; это история его собственного младенчества, и начинается она с воспоминаний о жизни до рождения в материнской утробе.

— «Воспоминания об Александре Блоке»: начинать читать Белого лучше с них; это залежи интереснейших и неожиданнейших сведений из истории русского символизма, но, прежде всего, это восхитительное чтение.

Сергей Городецкий

— «Ярь»: в этой, своей первой книге стихов он проявил прекрасный дар ритма и удивительную способность создавать им самим сочиненную квазирусскую мифологию.

Василий Комаровский

— «Первая пристань»: большая часть его стихов вошла в эту, его единственную книжку; стихи его чрезвычайно оригинальны, причудливы и витиеваты; в них есть ощущение страш ­ной бездны, над которой он беспечно ткет освещенные солнцем паутинки своего блистательного языка и странного юмора; может быть, ни один поэт не сумел так естественно придать своим стихам совершенно неопределимый отпечаток своей личности.

Михаил Кузмин

— «Александрийские песни»: Кузмин обладает большим мастерством и стихи его часто восхитительны; этот, первый поэтический сборник остался его лучшим сборником.

Владислав Ходасевич

— «Путем зерна» и «Тяжелая лира»: эти послереволюционные сборники стихов являются произведениями зрелого и уверенного искусства.

Николай Гумилев

— «Костер» и «Огненный столп»: лучшие книги стихов Гумилева.

Анна Ахматова

— «Четки»: эта, вторая книга ее стихов, появившаяся в 1914 г, за несколько месяцев до войны, имела беспрецедентный успех и сразу же сделала Ахматову знаменитой и выдержала больше изданий, чем любой из стихотворных сборников новой школы.

Осип Мандельштам

— «Камень» и Tristia: все им написанное вошло в эти две маленькие книжки; поэтический язык Мандельштама достигает иногда блистательной «латинской» звучности, какой со времен Ломоносова не достигал ни один русский поэт, но главное в его поэзии (как бы ни были интересны его исторические взгляды) — это форма и то, как он ее подчеркивает, делает ощутимой.

Марина Цветаева:

— «Царь-девица»: единственная ее большая поэма — настоящее чудо; кроме Блока в «Двенадцати» никому никогда не удавалось сделать ничего подобного с помощью русских песен.

Сергей Есенин

— «Пугачев»: единственная его крупная вещь, «трагедия», которая нисколько не трагедия, а просто ряд (часто восхитительных) лирических стихов, произносимых знаменитым мятежником. его соратниками и врагами.

Елена Гуро

— «Шарманка» и «Небесные верблюжата»: ее тонкие и точные свободные стихи и великолепная легкая проза прошли для символистов незамеченными; эти две ее книжки — это страна чудес по мягкому и неожиданному выражению тончайшей ткани переживания; они никогда не перепечатывались и теперь практически недоступны; конечно же, их когда-нибудь откроют, и их автор займет подобающее ему место.

Владимир Маяковский

— «Человек» (атеистический апофеоз себя самого), «Облако в штанах» ( сентиментальная» поэма с четкими революционными «предчувствиями»), «Война и мир» (уже социальная поэма): наиболее примечательные его вещи дореволюционного периода.

— «Мистерия Буфф»: блестящая, смешная и остроумная аристофановская сатира на буржуазный мир. разрушенный пролетариями.

— «Люблю»: эта лирическая поэма, вероятно, самая привлекательная для среднего читателя: там нет чрезмерной грубости, и она вся построена на сложной системе «кончетти».

Борис Пастернак:

— «Сестра моя жизнь» и «Темы и вариации»: две книги его стихов, где вторая, хоть и не всегда остается на уровне первой, иногда достигает даже большего.

Алексей Ремизов

— «Часы», «История Стратилатова», «Пятая язва»: самые характерные его вещи.

— «Слово о погибели Русской земли»: хотя и «политично» в лучшем, широчайшем греческом смысле слова, совершенно вне партийной политики.

— «Взвихренная Русь»: замечательно свободно, не по-журналистски написанный дневник его революционны х впечатлений

— «Принцесса Мымра»: один из последних — и лучших — ранних его рассказов, где речь идет о жестоком разочаровании школьника, платонически влюбленного в проститутку.

— «Петушок»: пронзительная, трагическая история мальчика, убитого случайным выстрелом во время подавления революции; этот рассказ имел особенное влияние благодаря чрезвычайно богатому «орнаментальностью» разговорному стилю.

— «Чайник»: удивительно тонкий рассказ о жалости и чувствительности, который построен с чеховским искусством и принадлежит к длинному ряду рассказов о жалости — характерных для русского реализма, — куда относятся гоголевская «Шинель» и тургеневская «Муму».

Алексей Толстой

— «Сорочьи сказки»: такие бодрящие и восхитительные именно потому, что они свободны от малейших умственных и эмоциональных элементов: это чистая радость воображения, освободившегося от законов причинности.

— «Детство Никиты»: самая лучшая повесть Толстого, написанная во Франции в 1919–1920 гг.; это рассказ о десятилетнем мальчике в отцовском имении под Самарой.

Михаил Пришвин

— «Крутоярский зверь»: бесспорный шедевр, лучший рассказ о животных на русском языке; за один этот рассказ Пришвин должен быть признан классиком.

— «Курымушка»: по всей видимости, автобиография; это очень хорошая книга, полная восхитительных эпизодов с подлинной атмосферой детства.

Евгений Замятин

— «Пещера»: один из лучших и, возможно, его шедевр; это рассказ очень характерный для его метода: весь — одно сплошное сравнение, гдеизнь буржуазной пары в нетопленной комнате большевистского Петербурга в северную зиму сравнивается с жизнью в пещере человека эпохи палеолита.

— «На куличках»: утонченно-гротескная и преувеличенная карикатура на скучную уединенную жизнь восточносибирского гарнизона, она была опубликована во время войны, и автор попал под суд.

— «Мы»: научный роман о будущем, написанный, если судить по рассказам о нем, в новой поразительной манере, являющей собой дальнейшее развитие замятинского кубизма.

Федор Степун

— «Из писем прапорщика-артиллериста»: единственная книга участника войны, достойная упоминания.

Василий Шульгин

— 1920-й год: самые интересные воспоминания о Гражданской войне со стороны белых; книга Шульгина обладает огромной ценностью, благодаря величайшей искренности, с которой она написана.

Павел Муратов

— «История древнерусской живописи»: самое полное исследование на эту тему.

Марк Алданов

— «Святая Елена»: его первый и лучший роман.

Георгий Блок

— «Рождение поэта»: чуть ли не первый в России опыт создания биографии, дающей надежную информацию и одновременно читающейся как литературное произведение.

Виктор Шкловский

— «Сентиментальное путешествие»: в ней в стерновском духе описаны его приключения от Февральской революции до 1921 года; несмотря на аффектированно-неряшливый и небрежный стиль, книга захватывающ е интересна; в отличие от столь многих нынешних русских книг, она полна ума и здравого смысла; притом она очень правдивая и, несмотря на отсутствие сентиментальности, напряженно эмоциональна; при всех своих недостатках это самая замечательная книга на подобную тему.

Илья Эренбург

— «Лицо войны»: одна из лучших книг о войне на русском языке; она вторична и, может быть, по-французски была бы написана лучше, но короткие отрывки, впечатления и трогательные рассказики, ее составляющие, не лишены подлинной значительности.

— «Необычайные похождения Хулио Хуренито»: самая замечательная его книга.

Борис Пильняк

— «Голый год»: роман, который произвел нечто вроде сенсации как своим сюжетом, так и новой манерой; этот роман не роман вовсе: характерное для новой русской прозы отсутствие повествовательности достигает тут своего предела, это, скорее, симфония, разворачивающаяся по законам, изобретенным автором, задуманная как панорама России в родовых муках революции и Гражданской войны.

Леонид Леонов

— «Конец мелкого человека»: мастерской пастиш Достоевского.

— «Туатамур»: оригинальнейшая поэма в прозе, которая стоит особо от прочих его вещей; она написана от лица одного из чингизхановых военачальников и рассказывающая о поражении русских при Калке с точки зрения монголов-победителей.

Николай Никитин

— «Камни»: один из лучших рассказов, где эпизод Гражданской войны в Карелии рассказывается с нарочитой холодностью и без всякого сочувствия.

Всеволод Иванов

— «Дитё»: рассказ сильный, сжатый и великолепно построенный.

Исаак Бабель

— «Конармия»: самые типичные для него рассказы, это его впечатления от службы в казацкой армии Буденного; они очень короткие, редко больше чем в несколько сот слов.

— «Одесские рассказы»: он непревзойденный мастер сказа, и это качество присутствует здесь, когда он повествует об удивительных подвигах знаменитого еврейского бандита и написанных характерным русско-еврейским жаргоном.

Александр Бенуа

— «История живописи»: главная его работа имеет более чем локальное значение; обаяние и легкость стиля соединяются в ней с необычайным богатством достоверной информации и с тонкими критическими оценками.

Дмитрий Мережковский

— «Толстой и Достоевский»: его самое важное произведение, которое состоит из трех частей, посвященных соответственно жизни, творчеству и религии; первые две части — самое умное и легко читающееся из всего, что он написал.

— «Смерть богов»: слава Мережковского за пределами России основана на его романах, и этот, первый из них — самый лучший; это совсем не великий роман, вернее, даже и не роман в настоящем смысле слова, ему не хватает художественной силы, но это хорошая популяризация, замечательный «домашний университет», по-настоящему сумевший заинтересовать русских читателей античностью .

Василий Розанов

— «Литературные изгнанники»: одна из его величайших книг — издание писем Страхова к Розанову, — в примечаниях высказаны гениальные и совершенно оригинальные мысли.

— «Уединенное, почти на правах рукописи»: гений Розанова возмужал и нашел собственную характерную форму выражения; вкаталоге Британского музея написано. что эта книга состоит из «афоризмов и коротких эссе», но это описание не дает представления о невероятно оригинальной форме «Уединенного», составляющие книгу отрывки звучат живым голосом, потому что они не выстроены по правилам традиционной грамматики, а построены со свободой и разнообразием интонаций живой р е ч и , — голос часто падает до едва слышного прерывистого шепота, а по временам ничем не стесненный голос достигает подлинного красноречия и мощного эмоционального ритма.

Михаил Гершензон

— «Мудрость Пушкина»: в этой книге Гершензон обнаруживает удивительно тонкое понимание некоторых проблем пушкинизма и столь же удивительное отсутствие понимания самой сущности великого поэта, его личности.

--

--

Ilya Klishin
Ilya Klishin

Written by Ilya Klishin

Журналист и медиаконсультант

No responses yet